Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Экзистенциальная философия, по Шестову, - это прежде всего утверждение существования в его единичном, индивидуальном, случайном и свободном проявлении. Шестов неустанно во многих своих трудах отвергает заповедь Спинозы: «Не смеяться, не плакать, не ненавидеть, а понимать». По его мнению, при следовании этой заповеди «нужно отказаться от мира и того, что есть в мире», ибо, «чтобы было «понимание», нужно отвернуться от всего, с чем связаны наши радости и печали, наши упования, надежды, отчаяния и т. д.».
Для Шестова бытие в своем многообразном существовании несомненно. В последней своей статье, посвященной памяти Э. Гуссерля, Шестов заявлял: «...Философия экзистенциальная начинает великую и последнюю борьбу». Борьбу за что и с кем? Это борьба за «преодоление того, что кажется нашему разумению непреодолимым». Это борьба с философией, которую Шестов называет «умозрительной», или «спекулятивной», т. е. стремящейся получить знание чисто мыслительно-логическим путем.
Шестов выступает против стремления философии раскрыть какие бы то ни было общие закономерности, «сущность» явлений, подчеркивая их неповторимо индивидуальный характер. Например, в книге «На весах Иова» вновь ставится древний вопрос: «Что такое красота?» В свое время Сократ и Платон показали принципиальное различие между этим вопросом, вопросом о сущности красоты, и вопросом: «Что прекрасно?» Последний вопрос - это вопрос о конкретных и индивидуальных красивых явлениях. Для античных философов вопросы «Что такое красота?» и «Что прекрасно?» не исключают друг друга, но без уяснения сущности красоты невозможно учение о красоте, которое впоследствии получило наименование «эстетика». Для Шестова же «приходится выбирать - либо прекрасные предметы, либо «красоту». То есть нужно признать, что хоть мы называем и Елену, и Эвридику прекрасными, но «общего» между ними нет ничего» (II, 203). Философ, конечно, прав, когда он утверждает, что «прекрасное небо не заменит прекрасного моря, а прекрасное море - прекрасной картины», что «каждая прекрасная вещь есть нечто абсолютно незаменимое...». Но он идет дальше: прекрасные явления, по его мнению, не имеют ничего общего, кроме имени, подобно тому, «как апостол Павел ничего общего не имеет с Чичиковым Павлом, хотя называются одинаковыми именами». И отсюда следует вывод, ликвидирующий по существу философское учение о красоте: «Стало быть, нечего и спрашивать, что такое красота» (II, 204).
Так же Шестов поступает со всеми общими понятиями. Он отвергает понятие «необходимости» и вообще всякой истины, тем более «абсолютной». По его убеждению, «философия начнется лишь тогда, когда человек растеряет все критерии истины, когда он почувствует, что никаких критериев быть не может и что они даже низачем не нужны» (I, 144). Поэтому Шестов отвергает философию, которая исходит из разума, культивирует его, провозглашает единственным средством и источником познания. Из произведения в произведение Шестов повторяет как заклинание: разум должен быть разрушен! Вот лишь некоторые примеры обличения разума: «.. .Именно разум - который мы привыкли считать освобождающим и пробуждающим - и держит нас в состоянии сонного оцепенения» (I, 145); «Последняя истина, та истина, которую наши прародители так неудачно искали в раю, лежит lt;...gt; по ту сторону разума и разумом постижимого» (I, 242); «...чтобы обрести Бога, нужно вырваться из чар разума с его физическими и моральными принуждениями и пойти к иному источнику» (I, 333). И отсюда задача теории познания, по Шестову, заключается «в том, чтобы определить момент, когда должно устранить разум от руководящей роли или ограничить его в правах» (I, 198).
Таким отношением к разуму и обусловлены историко-философские симпатии и антипатии Шестова. Он не приемлет рационалистическую традицию в философии, будь то Сократ или Аристотель, Декарт или Спиноза, Кант или Гегель, Вл. Соловьев или Гуссерль. Притом в его изложении «образ врага» далеко не всегда соответствует реальному образу того или другого философа, взгляды которого представляются подчас односторонне, но в то же время уважительно (например, своего друга-антипода Гуссерля Шестов называет «великим философом»). Шестов отвергает «идеализм» в его понимании, ибо, по его словам, «с идеями, и только с идеями, нужно бороться тому, кто хочет преодолеть ложь мира» (II, 156). «Идеализм» для него - это способ уйти от действительной жизни. Но и материализм Шестов также не жалует, считая его примитивной философией и, в сущности, не отличающейся от идеализма: «Материализм в своем существе от идеализма ничем не отличается, хотя на внешний вид они так не похожи друг на друга» (I, 290). Для религиозного мыслителя несомненный порок идеализма и материализма заключается в том, что «идеалистическая, как и материалистическая, философия всегда старалась возвыситься над Богом» (I, 290).
Своими предшественниками Шестов считает мыслителей, не доверявших разуму. Это и неоплатоник Плотин, и раннехристианский богослов Тертуллиан, провозгласивший: «Я верю, потому что это абсурд». Это и математик и религиозный философ Паскаль, и религиозный реформатор Лютер. Своими учителями Шестов считал Шекспира и Достоевского. Высоко ценил Ницше. В 1928 г. он открыл для себя философию С. Кьеркегора (Киргегарда), во многом созвучную его собственной экзистенциальной философии.
Главный духовный авторитет для Шестова - Священное Писание, книги Ветхого и Нового Завета. Название его книги «Афины и Иерусалим», навеянное сопоставлением Тертуллиана («Что общего между Афинами и Иерусалимом?»), определяет два полюса философских исканий. Афины - это олицетворение разума, Иерусалим - веры в Бога. Для Шестова «Бог - не общее понятие и не то, что не действует «по законам» своей природы, а сам есть источник и всяких законов и всяких природ» (I, 303).
Религиозные устремления Шестова не имеют конфессионального характера, т. е. они не связаны с какой-либо конкретной религиозной системой. Родившись в еврейской семье, Шестов вступил с ней в конфликт, женившись на православной девушке. Не придерживаясь норм иудаизма, он не стал и правоверным христианином, вместе с тем с великим уважением относясь и к Христу, и к апостолам, и к Лютеру, и к Кьеркегору. «Религиозная философия, - по Шестову, - есть рождающееся в безмерных напряжениях, через отврат от знания, через веру, преодоление ложного страха пред ничем не ограниченной волей Творца... » (I, 335).
Вл. Соловьева Шестов считал первым русским религиозным философом и «одним из самых обаятельных и самых даровитых русских людей». Однако его философию всеединства не принимал, полагая, что она кладет «на алтарь разума» человеческую душу, человеческую свободу и «даже самого Бога». Сторонники философии всеединства не оставались в долгу. По определению С. Л. Франка, «Шестов - крайний религиозный анархист», и «от всякого подлинно-религиозного сознания его позиция отличается тем, что для него трагизм человеческой жизни остается и должен оставаться безысходным, и всякая попытка его преодоления бичуется, как нечестность и трусость мысли».
С. Булгаков посвятил памяти Шестова статью, в которой он, отмечая обаяние личности Шестова и характеризуя его как «отважного искателя истины», выражает несогласие с его экзистенциальной философией; решительно отвергает противопоставление Шестовым веры и знания. По словам о. Сергия, «догматическое богословие» - это «путь в Иерусалим чрез Афины или наоборот». Булгаков защищает единство веры и знания. «Возможность бессмысленной веры, - по его словам, - есть такая же «парадоксальная» выдумка, как порабощающая, а не освобождающая истина». Сетуя на то, что «Христос для Шестова не воплотившийся Бог», «но совершеннейший из людей» и что «единобожие не раскрылось для него как единосущная троичность», Булгаков писал: «Но пламя веры в единого Бога живым огнем горело в его сердце, все ярче разгораясь с приближением к земному пределу».
При всем несогласии с Шестовым по ряду философско-религиозных вопросов Бердяев в «Самопознании» назвал его «человеком, который остался моим другом на всю жизнь, быть может единственным другом, и которого я считаю одним из самых замечательных и лучших людей, каких мне приходилось встречать в жизни» (125). В статье, посвященной памяти Шестова, он подчеркивал общность своих философских воззрений и философии Шестова как философии экзистенциальной, которая, «не объективировала процесса познания, не отрывала его от субъекта познания, связывала его с целостной судьбой человека». Как и Бердяев, «Л. Шестов боролся за личность, за индивидуально неповторимое против власти общего». Поиск Бога у Шестова был сопряжен с поисками «освобождения человека от власти необходимости».
И действительно, утверждение человеческой индивидуальности, свободы личности, неприятие какого бы то ни было тоталитаризма - одна из самых привлекательных сторон философии Л. Шестова. Он писал, что «люди чувствуют себя бесправными и бессильными колесиками одной большой машины и забыли о том, что мир создан для них» (I, 617).
Бердяев выражает несогласие с Шестовым в трактовке им разума, знания и познания. «Главный философский недостаток Л. Шес- това, - отмечает Бердяев, - я вижу в том, что он не устанавливает различения в формах и в ступенях знания. Он также верит в кафо- личность и однородность разума, как и его рационалистические защитники».
Конечно, иррационализм Шестова не беспочвенен. Еще Гёте заметил, что мир не делится на разум без остатка. «Иррациональный
остаток», по Шестову, присущ самому бытию (см. II, 229-233). С конца XIX в. не случайно шли интенсивные поиски подсознательных и сверхсознательных факторов человеческой психики и жизни. Не лишены справедливости и слова Шестова: «Слишком уже много самоуверенности у современного знания - и не мешало бы с него посбить спеси» (I, 103). Однако Бердяев безусловно прав, утверждая, что сам «разум изменчив, разнокачественен и отражает качественные состояния человека и отношения человека к человеку»1. Современное знание - свидетельство как силы, так и ограниченности человеческого разума, но не предел его возможностей. Разум не всесилен, но без него человек не может существовать как разумное существо. В этом плане весьма показательно внутреннее противоречие самой философии Шестова.
Бердяев подмечает это существенное противоречие в его философии: Шестов борется с разумом и логическим мышлением, «но вместе в тем он остается на территории мышления и разума»2. Аналогичное замечание делает и С. Булгаков о том, что «философский нигилизм Шестова lt;...gt; есть лишь одна из возможных разновидностей рационализма (или «спекулятивной философии»)»3. Ведь на самом деле Шестов развенчивает культ разума и логики, прибегая к разумным и логическим средствам, создавая тем самым философию
4
рационалистического иррационализма.
Но парадоксальность философии Шестова - не только следствие его логических неувязок. Она отражает и выражает парадоксальность ситуации, в которой живет человечество. «Действительное» отнюдь не «разумно» и «разумное», увы, не «действительно», как это представлялось Гегелю. Шестов, в противоположность великому рационалисту, констатирует бессмысленность и абсурдность, царящие в жизни человека и общества. Разве не бессмысленны, например, войны, постоянно сопровождающие человеческую историю! «Чтобы понять войну, - утверждает Шестов, - нужно себе сказать, что она не имеет ровно никакого смысла, что она есть вопиющая бессмыслица» (I, 112). Поэтому и «философия должна быть сумасшедшей, как вся наша жизнь» (I, 61). И «задача философии - вырваться, хотя бы отчасти, при жизни от жизни» (II, 215).
Яркая характеристика абсурдности бытия, характеристика, не лишенная основания, и привлекала к Шестову внимание ряда евро" Бердяев Н. А. Лев Шестов и Киркегор // Н. А. Бердяев о русской философии. Ч. 2. С. 102.

1. Там же. С. 96.
2. Булгаков С. Н. Некоторые черты религиозного мировоззрения Л. И. Шестова. С. 527.
3. Показательно, что борец против разума и знания обвиняет большевиков в том, что «они не верят в знание, не верят даже в ум» («Что такое русский большевизм?»).

пейских философов XX в., в особенности сторонников экзистенциализма. Писатель и философ Альбер Камю в своем «Мифе о Сизифе» подробно рассматривает трактовку абсурда у Шестова и Кьеркегора. «По Шестову, - отмечает Камю, - констатировать абсурд - значит его принять, и все логические усилия его ума сводятся к тому, чтобы пролить на это свет и тем помочь забить ключу огромной надежды». Камю полагает, что «Шестов прав в споре с рационалистом», хотя «напрасно вовсе отрицать разум», ибо «существует круг явлений, внутри которого он действен».
Шестовский «ключ огромной надежды», неприемлемый для Камю как сторонника атеистического экзистенциализма, - это безоговорочная вера в Бога, который вне добра и зла и способен делать всё, даже бывшее превращать в небывшее, а несуществующее - в существующее. Любимый образ Шестова - библейский Иов, страдания которого «песка морей тяжелее», Иов, прошедший испытания верой и получивший благодаря своей вере в Бога «вдвое больше того, что он имел прежде» (Иов. 42, 10). Библейская формула «Господь дал, Господь и взял» (Иов. 1, 21), таким образом, верою оборачивается: Господь взял, но Господь и дал. Еще в «Апофеозе беспочвенности» автор писал: «Если есть Бог, если все люди - дети Бога, то, значит, можно ничего не бояться и ничего не жалеть».
Религиозная философия Шестова представляет собой своеобразный стоицизм XX в., который призван помочь людям переносить все свалившиеся на них несчастья и ужасы жизни.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Подобные документы

Лев Шестов как русский философ, затронувший в статьях и книгах массу философских и литературных тем. Скандальный выход книги "Апофеоз беспочвенности". Ощущение трагизма человеческого существования. Философия Льва Шестова - закон "отрицания отрицания".

реферат , добавлен 14.05.2011


Волюнтаризм Артура Шопенгауэра как основоположника современного европейского иррационализма, поворот к субъекту философии Серена Кьеркегора. Начало творчества Ницше как культуролога. Иррационалистическое учение Ф. Ницше и интуитивизм А. Бергсона.

контрольная работа , добавлен 19.10.2012


Краткая биография Ф. Ницше. Аполлоновское и Дионисийское в культуре и жизни. Сущность спора между Ницше и Сократом. Отношение Ницше к социализму. "Три кита" философии Ницше: идея Сверхчеловека, Вечное Возвращение, Воля к власти, Удовольствие и Страдание.

реферат , добавлен 10.04.2011


Смысловая интерпретация понятия ""иррационализм". Зарождение и развитие иррационалистической теории. Метафизический анализ воли Шопенгауэра. Его взгляды на человеческую мотивацию, проблемы свободы и нравственности человека. Философия жизни Фридриха Ницше.

реферат , добавлен 13.03.2015


Развитие европейской философии, классика и постклассика. Иррационализм и философия жизни Кьеркегора, Шопенгауэра, Ницше, их идеи в современных теориях: позитивистская традиция, психоанализ, экзистенциализм, западная религиозная философия, герменевтика.

реферат , добавлен 25.02.2011


Жизнь Ницше как воплощение самой его философии во всей ее суровой величественности и трагичности. Развитие его философских идей. Новое философское мировоззрение Ницше и разрыв с прошлым. Особенности становления концепции сверхчеловека в философии Ницше.

реферат , добавлен 17.05.2010


Жизненный путь и основные стадии развития философии Ф. Ницше. Ранние сочинения Ф. Ницше и его критика культуры. Критика морали, этической установки. Атеизм и нигилизм. Концепция "воли к власти" и "сверхчеловек" Ницше. Влияние философии Шопенгауэра.

реферат , добавлен 27.06.2013


Учение Ницше о разрушении как одной из основных черт философии. Философия Ницше - попытка преодолеть односторонность идеализма и материализма. Понятие сверхчеловека Ницше и переоценка ценностей. Мировоззрение Ницше как аристократический анархизм.

Лев Шестов (псевдоним Льва Исааковича Шварцмана) (1866–1938) окончил юридический факультет Киевского университета. В молодости он прошел через увлечение левыми идеями, серьезно занимался проблемами экономического и социального положения российского пролетариата (этим вопросам была посвящена его диссертация). В дальнейшем (по крайней мере, уже в 90-е годы) Шестов уходит от всякой политики в мир литературной критики и философской эссеистики, и выбор этот оказался окончательным. Большая часть эмигрантского периода его жизни (в эмиграции - с 1919 года) прошла во Франции.

Уже в первой большой работе Шестова-литератора „Шекспир и его критик Брандес“ (1898) основные темы его творчества намечены вполне определенно: судьба отдельного, индивидуального человека в равнодушном и беспощадном мире природной и социальной необходимости; наука и „научное мировоззрение“, по существу оправдывающие и благословляющие полнейшую безысходность человеческого существования, лишающие жизнь даже трагического смысла. Критика разума вообще и философского умозрения в первую очередь становятся сутью и содержанием всего дальнейшего творчества Шестова. Во имя чего он сделал этот последовательный и радикальный выбор в пользу иррационализма? Что побудило этого тонкого мыслителя, безусловно наделенного даром „ясного мышления“ и столь же „ясного изложения“, тратить все свои духовные силы на бесконечную и непримиримую борьбу с философским разумом, фактически со всей метафизической традицией - от Платона до своего друга Э. Гуссерля?

Бердяев был склонен считать, что „основная идея“ Шестова заключалась в борьбе последнего „против власти общеобязательного“ и в отстаивании значения „личной истины“, которая есть у каждого человека. В общем плане это, конечно, так: экзистенциальный опыт („личная истина“) значил для Шестова неизмеримо больше любых универсальных истин. Но при таком взгляде позиция Шестова утрачивает своеобразие и, в сущности, мало чем отличается от позиции самого Бердяева, который с не меньшей энергией отстаивал значение духовного опыта личности. Однако на самом деле различие гораздо глубже. Шестов расходился с Бердяевым в самом важном для последнего метафизическом вопросе - вопросе о свободе. Для Шестова учение Бердяева о духовном преодолении необходимости и духовном же созидании „царства свободы“ - это не более чем обычный идеализм, причем идеализм как в философском, так и в житейском смысле, то есть нечто возвышенное, но не жизненное, не мощное („Николай Бердяев. Гнозис и экзистенциальная философия“). Бердяевскому „гнозису“ несотворенной свободы Шестов противопоставляет собственное ее понимание. „Вера есть свобода“, „свобода приходит не от знания, а от веры“… - подобные утверждения постоянно присутствуют в поздних произведениях Шестова.

Именно идея веры - свободы дает основание рассматривать Шестова как религиозного мыслителя. Критикуя любые попытки умозрительного отношения к Богу (философские и богословские в равной мере), Шестов противопоставляет им исключительно индивидуальный, жизненный (экзистенциальный) и, надо подчеркнуть, свободный путь веры. Вера у Шестова свободна потому, что это вера вопреки логике и наперекор ей, вопреки очевидности, вопреки судьбе. Но не только „внешняя“ необходимость природы или рацио чужда вере - свободе Шестова. Ничуть не в меньшей степени ей чужда вера в Промысел Божий, в Благодать, в возможность Божественной Любви к этому миру, где страдают и погибают дети, где убивают Сократа, где трагически не понимают Ницше и Кьеркегора (мыслителей, наиболее близких самому Шестову), где нет и не может быть правды.

Шестов искренне и глубоко критиковал „веру философов“ за ее философически-олимпийское спокойствие, нападал, с присущим ему литературным и интеллектуальным блеском, на знаменитую формулу Б. Спинозы: „Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать“. Но и в собственных сочинениях Шестова речь идет о вере, отнюдь не чуждой философии и рождающейся из глубоко выстраданного, но и не менее глубоко продуманного понимания невозможности спасения человеческой свободы без идеи Бога. В своем радикальном иррационализме он продолжает твердо стоять на культурно-исторической и безусловно философской почве. Шестов никогда не уподоблял себя библейскому Иову (о вере которого писал ярко и проникновенно), так же как его философский „двойник“ Кьеркегор никогда не отождествлял себя с „рыцарем веры“ Авраамом. Экзистенциальный философ не пророчествует и не формулирует символ веры, не утверждает догматику. Он, даже отрицая разум, говорит о том, что считает истинным, - не больше, но и не меньше. Иррационализм Шестова не имел ничего общего с безумием, ни с обычным, ни со „священным“, и в нем бесспорно была логика, и не какая-то „своя“, особенная, а единственно возможная, универсальная логика человеческой мысли. Экзистенциальная философия, утверждал Шестов, начинается с трагедии, но это не исключает, а, напротив, предполагает напряженность мысли. Эта философия исходит из предположения (или надежды, если говорить более „экзистенциальным“ языком), „что неизвестное ничего общего с известным иметь не может, что даже известное не так уж известно, как это принято думать…“.

Представление о единой истории, о раз и навсегда случающихся событиях восторжествовало, по Шестову, в европейской мысли. Для него же единственный смысл истории заключается в том, что она может иметь „сослагательное наклонение“. Идея веры - свободы появляется в творчестве Шестова как единственно возможный „положительный“ ответ на вопрос о смысле человеческого существования. Он не мог рационально доказать, что „бывшее станет не бывшим“, что не будет убит Сократ, что иной окажется судьба Ницше и Кьеркегора, всех тех, чей жизненный удел опровергает любые попытки гармонизации мира, стремления представить его „лучшим из миров“. Но в то же время Шестов не считал, что подобное невозможно: фактическая данность истории и ее „разумное“ оправдание значили для него слишком мало.

Разоблачая рационализм в его претензиях на универсальность, Шестов „освобождал место вере“: только Бог может уже не в мысли, а в реальности „исправить“ историю, сделать бывшее небывшим. То, что абсурдно с точки зрения разума, возможно для Бога, утверждал Шестов. „Для Бога нет ничего невозможного“ - это самая заветная, самая глубокая, единственная, я готов сказать, мысль Киргегарда - а вместе с тем она есть то, что коренным образом отличает экзистенциальную философию от умозрительной». Но вера предполагает выход уже за пределы всякой философии, даже и экзистенциальной. Для Шестова экзистенциальная вера - это «вера в Абсурд», в то, что невозможное возможно, и, самое главное, в то, что Бог желает этого невозможного. Надо полагать, что на этом последнем рубеже должна была остановиться не признававшая никаких пределов мысль Шестова: здесь и он мог только верить и надеяться.

Существенную роль играли метафизические идеи в творчестве двух крупных русских историков-медиевистов: Г. П. Федотова и Л. П. Карсавина.

Если Вл. Соловьёв пытался поставить разум на службу вере, создавая особую систему "православной философии" на основе идеи "всеединства" и "богочеловечества" дополняющимися мистическим восхождению к Первоединому универсальному синтезу "цельного знания", то антиинтеллектуалисты прямо говорили о необходимости верховенства и власти нерассуждающей веры над людьми

Ярым антиинтеллектуалистом и был Шестов Лев Исаакович, урождённый Шварцман Лейба Иегуда (1866, Херсон - 1938, Париж) наиболее яркий их представитель. Родился он в Херсоне в семье преуспевающего торговца, позже ставшего крупным коммерсантом в Киеве, участником сионистского движения. Пытался учиться в МГУ на мехмате, не получилось, окончил юрфак Киевского ун-та. В 1895 году заболел, пишут – "нервное расстройство", - уехал лечиться в Швейцарию, в 1898 году вернулся в Россию, шесть смутных лет и 1905-й в России (Москва, Киев). В 1920 году бежал из разорённой и опасной России уже навсегда. Обосновался в Париже.

Шестов - ярый противник рационального постижения мира, он убеждён, что природа бытия сверхрациональна, религиозная вера выше разума, так как она есть готовность вырваться из круга всех рациональных идей, в которых живёт человек . Его основной труд, изданный в 1905 году, так и называется: «Апофеоз беспочвенности».

Шестов считает, что веру надо защитить от разума, «истинно верит лишь тот, для которого все законы, все опоры раздроблены, уничтожены, исчезли». Никакие разумные попытки что-то проверить - недопустимы, так как «от всякой попытки прикоснуться щупальцами разума к вере – вера гибнет. Она может жить лишь в атмосфере безумия. Она не делится своей властью ни с кем. И вопрос стоит именно так: либо разум, либо вера». (Насчет безумия и боязни разума – то это, похоже, уже последствия «нервного расстройства» автора…)

По Шестову претензии науки и любой философии на постижение действительности несостоятельны. Истина находится "за пределами разума". Тут уж явная претензия на власть иудейской веры. А кто для Шестова её носитель - ясно. Главной и единственной идеей философии Шестова была идея иудейского Бога, главным методом – красноречие проповедника.

Шестов откровенно обращается к рабам божьим с угрозой провозглашая: всякая попытка опереться на собственные силы есть богоотступничество. Тот, кто рассчитывает на свою мудрость, силу, справедливость – тот не спасётся. Бог сам избирает достойных, это относится и к тем, кого причисляют к святым.

Всем остаётся только уповать на милость Бога и благоговеть. Логика и разум лишь скрывают абсолютно иррациональную действительность. Надо избавиться от них как от врагов, чтобы опереться на «порыв и восхищение», на мистическую интуицию. («Только верою». С. 270) Напрасно «человечество помешалось на идее разумного понимания». - И эти слова больного человека, эти гнусные мысли восторженно муссируют хитрые мистики и угодливые демагоги от философии.

В работе «Афины и Иерусалим» Шестов называет грехопадением все познавательные устремления человечества, берущие начало в древней Греции (Афины) и противопоставляет им откровения Ветхого завета (Иерусалим). Бог у него получается исключительно жестокий, ветхозаветный, как «всемогущее непознаваемое своеволие, не связанное никакими законами» (! Эта фраза мне напомнила слова Ленина “Диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанная никакими законами» /"Марксизм и ренегат Каутский, ПСС, т37, с.242 /.

Здесь - о том как действовали большевики в Крыму в гражданскую:

А здесь - официальный панегирик по случаю 150 летия со дня рождения Шестова:

Как принято политкорректно выражаться, мне с этим трудно согласиться. А вы, дорогой читатель, решайте сами.

Лев Шестов - псевдоним Льва Исааковича ШварЦмана (1866- 1938). Как и многие другие известные мыслители России, он не при­нял Октябрьскую революцию и в 1919 г. эмигрировал в Европу.

Задачи философии. Задачу философии Шестов видел в том, чтобы «научить человека жить в неизвестности». Он считал, что человек более всего боится неизвестности и прячется от нее за различными догмами. Поэтому философия должна не успокаивать, а смущать людей. Она не­обходима человеку для того, чтобы найти ответы на «проклятые вопро­сы». Под таковыми имеются в виду вопросы смысла жизни, сущности смерти, бытия Бога и бытия с Богом, «в чем мое предназначение?», «какова моя судьба?». В философии и литературе накопилось множест­во готовых ответов на такие вопросы. Но Шестов считал, что принятие любого определенного мировоззрения-ответа является «темницей ищущего духа». Любая система пытается объяснить мир так, чтобы в жизни стало все ясно и понятно. Шестов сомневался в пользе таких объяснений. Он считал, что не может быть ничего ясного и понятного. Все необычайно загадочно и таинственно в мире.

Реальность непостижимого. Шестов выступал против традицион­ной философии. Существует только одна реальность - реальность непостижимого, абсурдного, иррационального, не вмещающегося в разум и знание, противоречащего им, восстающего против логики, против всего, что составляет привычный мир. Наш мир идеализиро-




Раздел VIII Русская философия

ван нами, а потому представления о нем ложны и обманчивы. Эти иллюзии кажутся нам прочными и устойчивыми. Но в любой момент может всплыть непредвиденная реальность. Поскольку созданная нами реальность является иллюзорной, то вновь возникшая реаль­ность может привести к катастрофе привычную жизнь.

Мысли Шестова оказались пророческими: внезапно всплывшая реальность посткоммунистического мира на развалинах СССР оказа­лась для многих его бывших граждан настоящей трагедией.

Шестов отрицал истины разума. Он разочаровался в разуме, пото­му что тот не дает человеку примирения с действительностью и ниче­го не знает о такой вечной тайне, как смерть. Разум пытается успоко­ить человека, но лишь путем обмана, увода его от действительности. И тем не менее человек предпочитает «надежность» разума таинст­венной и парадоксальной свободе веры. Людям нужен не Бог, а га­рантии. Кто в состоянии создать иллюзию этих гарантий, тот и ста­нет для них Богом.

Поиски истины. Шестов считал, что вся история философии - это история искания истины. При этом тому или иному мыслителю мало просто обладать истиной, ему обязательно надо, чтобы это была истина «для всех». При этом Шестов был уверен, что подлинная ис­тина не выводима с помощью логики и, следовательно, противопо­ложна истинам науки и человеческой морали.




Истина не принадлежит миру, она надмирна, сродни чуду и нахо­дится по ту сторону разума. Истина есть Бог. Чудо и загадочность - основополагающие качества бытия, а всякое бытие уже является чудом. Шестов считает, что детей с детства неправильно учат, опро­вергая чудо: «Что, например, понимает современный человек в сло­вах «естественное развитие мира»? Забудьте на одну минуту «школу», и сразу убедитесь, что развитие мира ужасно неестественно: естест­венно было бы, если бы не было ничего - ни мира, ни развития».

Экзистенциальная философия Шестова. Экзистенциальную фило­софию Шестов разработал в позднейший период своего творчества под влиянием работ С. Кьеркегора. В представлении Шестова жизнь - это творчество, непредсказуемость и свобода. Жизнь - это чудо, предо­ставляющее неограниченные возможности. «Живое» - это истинная, настоящая реальность, все, что противоположно покою.

Смерть имеет прямое отношение к человеческому существованию. Она необходима для «оживления» жизни, потому что «чтоб был вели­кий восторг, нужен великий ужас». Одной из основных черт индивиду­ального человеческого существования Шестов считал непостоянство, хотя оно и раздражает окружающих личность людей (в сущности, тоже являющихся непостоянными). Однако именно с ним связаны понятия

Тема 28 Черты русской философии конца ХК - середины XX в

подлинной жизни и свободы. Они позволяют человеку восставать про­тив обыденности и необходимости, допускают его творчество. Только в этом случае человек по-настоящему и начинается.

Творчество, по Шестову - это универсальная характеристика под­линного мира, прерывистость, скачок, в результате которого из ниче­го рождается небывалое, неизвестное. В творчестве существование человека предстает как начало, не имеющее конца.